Сообщество должно занимать гибкую позицию, но не по принципиальным вопросам
Мы начинаем серию видео, в которых мы, вместе с приглашенными экспертами, обсуждаем различные вопросы криминализации ВИЧ. Эта серия видео — часть информационной кампании «ВИЧ — не преступление!».
Михаил Голиченко, адвокат, кандидат юридических наук, ведущий аналитик по правам человека Канадской правовой сети по ВИЧ и СПИД, принимает участие в нашей первой встрече (кроме двух вебинаров, которые прошли в июле и октябре), и с ним мы говорим о статье 122 Уголовного кодекса Российской Федерации, как о примере, на котором мы рассматриваем такие вопросы, как: нужно ли реформировать эту статью и как? как влияет внешняя и внутренняя стигма на приговоры?
В беседе принимают участие Наталья Сидоренко, региональная координаторка проекта ЕЖСС «Скан криминализации ВИЧ в регионе ВЕЦА» и Алина Ярославская, коммуникационная менеджерка ЕЖСС.
Для вашего удобства мы сделали текстовый вариант беседы ниже.
Наташа Сидоренко: Мы хотели бы сегодня обсудить вопросы декриминализации передачи ВИЧ. В России существует 122 статья, которая предусматривает наказание за постановку в опасность заражения ВИЧ-инфекцией, и за само заражение. Мы много последнее время говорим о том, что произойдет, если эту статью отменить, и не всегда приходим к единому мнению. Поэтому мы решили организовать эту дискуссию, чтобы посмотреть, к чему приведет отмена этой статьи, и какие нормы ответственности можно будет применять после ее отмены.
Михаил Голиченко: Спасибо, Наташа. Да, разговор сегодня пойдет о так называемой криминализации ВИЧ-инфекции в Российской Федерации и постсоветских странах, в основном в формулировке статей Уголовного кодекса, которые ставят заражение ВИЧ-инфекцией в формат преступления совпадают. И мы сегодня рассмотрим статью 122 Уголовного кодекса (России) не только с точки зрения того, что она из себя представляет, а еще и с точки зрения того, как можно было бы, на наш взгляд, приступить к ее реформе. Периодически мы слышим о том, что чиновники в России готовы попытаться реформировать тему криминализации ВИЧ, какие-то части статьи 122 из статьи 122 убрать. Ну вот сегодня мы это и обсудим.
Начнем с того, что вспомним, как статья 122 в Уголовном кодексе обозначена. Вот я здесь на экран вывожу УК, статья 122, вы видите состоит из 4х частей. Часть 1я это так называемое заведомое поставление другого лица в опасность заражения ВИЧ-инфекцией. Часть вторая — заражение другого лица ВИЧ-инфекцией. Обратите внимание — “заражение”. В первом случае — “заведомое поставление”, то есть заражения еще нет, просто поставление. А другая, вторая эта часть — уже заражение есть. И третья часть — это действие, совершенное по части второй в отношении двух и более лиц или в отношении несовершеннолетнего. Опять же — есть заражение, но оно совершено в отношении двух или более лиц или несовершеннолетнего. И четвертая часть — это отношение со спецсубъектом, где заражение происходит вследствие ненадлежащего исполнения обязанностей каким-то профессиональным человеком.
Я сейчас не буду углубляться в конструкцию этой статьи с точки зрения Уголовного кодекса, мы в процессе разговора поймем, в чем тонкости каждой из этих частей, потому что когда будем о реформе говорить, в той или иной степени будем касаться этих нюансов. итак, 4 части статьи 122. Если говорить о наиболее прогрессивном рекомендуемом международными структурами варианте реформы статьи 122, то статьи 122 в Уголовном кодексе быть не должно. При этом может возникнуть вопрос: “Ну а что же мы хотим, чтобы случаи заражения ВИЧ-инфекцией оставались безнаказанными?”.
Алина Ярославская: Есть такие вопросы. Активисты это обсуждают, кстати.
Михаил Голиченко: Совершенно верно, да. Ответ на этот вопрос такой: “Нет, мы этого не хотим”. Но Уголовный кодекс России уже позволяет это. Вот если на секунду представить себе, что статьи 122 в УК нет. Можно ли привлечь к уголовной ответственности в таком случае человека, который умышленно заразил другого человека ВИЧ-инфекцией? Ответ: “Можно”. Для этого в УК может работать статья 111, называется она “Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью”.
Если исходить из того, что заражение ВИЧ-инфекцией — это тяжкий вред здоровью, то человека за умышленное заражение можно привлекать уже по этой статье. И здесь очень серьезные санкции. Но, во-первых, при таком формате не происходит выделение ВИЧ-инфекции в специальную статью, и тем самым происходит как бы дестигматизация ВИЧ-инфекции. А с другой стороны, есть особый упор на то, чтобы доказывать умысел. Для 111 важен умысел. Тогда как сейчас то, как работает в России и других странах статья 122 и ее аналоги в других УК — там не смотря на то, что действия должны быть умышленными — все, за исключением 4й части, там где по неосторожности происходит заражение. Тем не менее правоохранительные структуры доказывают просто, скажем так, саму возможность того, что передача могла наступить. Умысел не доказывается.
Наталья Сидоренко: По 122 статье в принципе складывается впечатление, что человека обвиняют на основании только одного заявления потерпевшего или потенциально человека, который мог бы быть зараженным. Все. Никакого расследования, и доказывания вины, а тем более умысла за поставление в угрозу заражения вообще не происходит.
Михаил Голиченко: Это верно. Здесь как раз работает тот механизм, о котором международные структуры и исследования давно говорят — механизм стигматизации. Когда есть стигма внешняя — это стигма, которая воздействует на правоохранительные органы, на суды. Они относятся к обвиняемому как к человеку, который является воплощением зла. И сам факт, что человек является человеком живущим с ВИЧ, уже в глазах правоохранительных и судебных органов делает этого человека виновным. А второе — это внутренняя стигма. Когда человек сам себя стигматизирует и считает — “Ну да, у меня же ВИЧ. И вот у меня там был секс, один раз, и да, я, по-моему, не использовал презерватив. Ну и вот наверное было что-то, признаюсь”.
Таким образом работа стигмы происходит в двух направлениях, и это очень эффективно для того, чтобы лишить человека, обвиняемого в постановке в опасность заражения ВИЧ или в заражении гарантий, которые всем другим обвиняемым доступны в рамках Уголовного кодекса. Вот это то, как негативно работает специальный состав, предусмотренный статьей 122. Итак, для текущего момента, подводим итог:
- 122 статья в Уголовном кодексе не нужна, потому что она ничему другому, как чрезмерной стигматизации, в самом жестоком ее формате, не служит.
- Случаи умышленного заражения ВИЧ-инфекцией все равно могут быть преступлениями в рамках других составов, к примеру, причинение того или иного вреда здоровью — либо тяжкого, либо среднего. Все в Уголовном кодексе для этого уже есть.
Теперь следующий такой шаг к тому, чтобы мечтать не о наиболее эффективной форме реформы, когда отменили 122 статью, а сделать шаг в сторону того, чтобы смягчать негативное действие 122 статьи. Конечно, самое худшее составляющее 122 статьи — это часть первая. Где, прошу обратить внимание, речь идет о заведомом поставлении другого лица в опасность заражения ВИЧ. Примерно где-то половина всех уголовных дел — я не могу сказать по году, бывают волны такие, когда больше дел по непосредственному заражению, и меньше дел по постановке в опасность. Но по моему мнению — а оно информированное, я слежу за статистикой — примерно половина дел — по постановке в опасность заражения.
Как это все работает? Работает таким образом что человек, партнер которого имеет ВИЧ-инфекцию, в какой-то момент узнает, что вот этот вот партнер живет с ВИЧ-инфекцией. В тот момент, как правило, отношения либо уже совсем не существуют между людьми, либо они на грани того, чтобы прекратиться. И в основном по мотиву мести человек пытается привлечь своего бывшего или текущего партнера к ответственности за то, что он/она его поставили в опасность заражения. Заражения нет. Но есть такая форма: постановка в опасность. При этом правоохранительные органы очень редко обращают внимание на то, что по формулировке статья говорит не о простой постановке в опасность заражения, не просто о факте постановки в опасность заражения, а о таком элементе, как заведомость. Что это значит? Что человек, во- первых, знает что у него ВИЧ, а во-вторых, это состав с прямым умыслом. Это так называемый формальный состав, где последствий нет. А если последствий нет в формальном составе, то тогда косвенного умысла быть не может. Нужен прямой умысел. Что значит прямой умысел? Человек осознает наличие у него ВИЧ, и опасность своих действий по постановке в опасность и желаетнаступления последствий по заражению. То есть тут он всеми своими действиями желает совершить вот эту постановку в опасность.
Алина Ярославская: Миша, что значит желает? Он не предупредил партнера, или как? Если по простому сказать.
Михаил Голиченко: Нет, он именно желал поставить в опасность. Он именно совершал свои действия, вступал, например, в половой контакт, желая заразить. Как правило, в уголовных делах такого нет. Люди вступают в половой контакт не желая никого заразить, максимум относятся к этой ситуации безразлично, а, как правило, просто не говорят о своей ВИЧ-инфекции, опасаясь либо насилия со стороны своего партнера (как правило, речь идет о женщине); либо боятся потерять своего партнера, расстроить отношения. Стигма так же само присутствует в этих отношениях. Тут о прямом умысле говорить нет возможности. Но правоохранительные органы до этого не доходят. Они не расследуют уголовные дела, чтобы установить этот прямой умысел, а добиваются признания. Как только они получают признание о том, что да, был секс без презерватива, к примеру — на этом уголовное дело считается раскрытым и расследованным, оно направляется в суд и суд выносит приговор. То есть помимо того, что сам состав довольно экзотический, с точки зрения того, что вреда-то нет никакого, он еще и гипертрофированно негативную форму принимает, из-за того что правоохранительные органы свою работу не делают. То есть этой части быть не должно, и это первый шаг. Части первой статьи 122 за постановку в опасность заражения — ее не должно быть. Если уж совсем государство не хочет реформировать 122 статью до ее полного исключения из УК, то хотя бы первую часть.
Теперь другая часть: Заражение другого лица ВИЧ-инфекцией лицом, знавшим о наличии у него этой болезни. Здесь возможен и прямой, и косвенный умысел. Косвенный умысел — это когда знал о наличии болезни, знал об опасности причинения вреда путем заражения, понимал, что своими действиями он может причинить заражение, и желал наступления — прямой умысел, или относился к этому заражению безразлично — косвенный умысел. Оба умысла в части второй возможны.
Для реформы — если нет возможности у государства, нет желания у чиновников реформировать до полного устранения, то в принципе эту статью можно оставить в том виде, в котором она есть, но наказание в этой ситуации наоборот смягчить, и говорить о чрезмерно мягком наказании. Допустим, сейчас идет речь о сроке до 5-ти лет. Говорить, что мы бы могли людей, обвиняемых по данной статье, наказывать в рамках статьи о причинении тяжкого вреда. Но там санкции серьезные. А так как мы понимаем, что так как речь идет о довольно чувствительной теме: ВИЧ-инфекция, серьезная стигма, отношения между интимными, половыми партнерами. Плюс нам нужно смягчить в целом последствия для наших действий по профилактике ВИЧ-инфекции, мы не хотим насаждать дополнительную стигму. Мы поэтому выделяем норму о заражении ВИЧ-инфекцией в отдельную статьи именно для того, чтобы смягчить возможное наказание. Вот тогда выделение этой части второй, ну и части третьей и части четвертой в отдельную статью можно считать оправданным. То есть идти по направлению оставления нормы о заражении ВИЧ-инфекцией в отдельной статье, но выделять при этом особую значимость профилактики, особую значимость такого социально значимого заболевания как ВИЧ-инфекция, с точки зрения основанных на науке профилактических мероприятий, особого внимания правам человека и отсутствию стигмы в отношении людей, живущих с ВИЧ, и тем самым говорить о том, что наша задача заключается здесь чтобы говорить о том, чтобы смягчить возможные последствия для обвиняемых, и не подводить их под действие более репрессивных норм о вреде здоровья. Какие есть вопросы по той теме?
Алина Ярославская: Миша, а если это не пара, которая жила вместе, где один партнер ВИЧ-позитивный, а второй нет, и ты точно знаешь что ты от него инфицировалась. Если это молодой человек, или молодая девушка, у которых есть разные партнеры — как можно доказать что он или она инфицировались именно от этого партнера? То есть если инфицирование произошло, то как доказать, что именно этот партнер меня инфицировал, если раньше я не сдавала анализы и в принципе не знала что там с моим статусом?
Михаил Голиченко: Если брать наши уголовные дела — я знаю что и Наталья их изучала, и знает как происходит доказывание по уголовным делам — экспертиза, чтобы установить генотип, проводится очень редко. Но даже если она и проводится, то что это дает? Это дает косвенное доказательство того, что генотип совпадает, допустим, А или В. Но это же не прямое доказательство. Прямых доказательств, что именно этот конкретный человек заразил другого человека, собрать практически невозможно. Только на основе совокупности косвенных доказательств, включая признательные показания.С признательных показаний, как правило, все начинается. Признательные показания они какие? Был ли тот или иной вид поведения с риском заражения? Допустим, секс без презерватива — был. Дальше начинаем работать. И в лучшем случае, если это высший пилотаж со стороны органов дознания или следствия, то устанавливается еще в ходе экспертизы генотип и можно, в дополнение к другим доказательствам, сделать вывод: ну наверное да, заражение было. Но опять — прямых доказательств собрать в данном случае невозможно. Нельзя, грубо говоря, взять вирус и в лицо узнать: вот этот вирус такой же, как и в другом человеке. Нет такого.
Наталья Сидоренко: Я могла бы дополнить по статистике. На самом деле мы проводили анализ уголовных дел, и с 1996 года по 2017 год 60% людей было осуждено по части первой. А по части второй около 30%. Причем люди, как правило, которых обвиняют по части первой, никуда не обращаются. Они просто соглашаются с тем, что да, я вел такой образ жизни, и мог потенциально кого-то заразить. Чаще, конечно, им дают условно, если это не дополнительная квалификация, и они с этим соглашаются.
Мы недавно брали у Покровского интервью, и его мнение сильно поменялось. В 1996 году, когда эту статью вводили в Уголовный кодекс, и не было ни терапии, ни вообще ничего, то сейчас какой смысл? Все люди имеют беспрепятственный доступ к АРТ-терапии, если идеальную картину представить, то они должны его иметь с момента постановки диагноза, и тогда отпадает необходимость в этой статье. А что происходит сейчас? Человек, который узнает свой диагноз, тут же расписывается, что он информирован, что ему предлагают статью Уголовного кодекса.
Михаил Голиченко: Добавлю к тому, что сказала Наталья. На мой взгляд, есть очень важная составляющая во всех этих действиях по возможным реформам, по устранению 122 статьи и ее аналогов из Уголовных кодексов других стран — это понимание сообществом людей, живущих с ВИЧ, ненужности этой статьи. У меня неоднократно были разговоры с адвокатами, но что хуже — с людьми, живущими с ВИЧ, которые абсолютно четко уверены в том, что необходимо сохранить статью с уголовной ответственностью за передачу ВИЧ-инфекции. Люди считают, что эта статья действительно выполняет эффективную роль в профилактике ВИЧ-инфекции, и каким-то образом отпугивает людей, живущих с ВИЧ, от рискованных практик.
Исследования показывают, что это не так. Эта статья не только не работает с точки зрения профилактики ВИЧ-инфекции, а она работает наоборот, оказывая обратный эффект. Это контрпродуктивная статья. Почему? Потому что в людях, у которых ВИЧ-инфекции нет, эта статья усыпляет бдительность, потому что люди считают, что раз уголовная ответственность установлена, значит любой человек, с которым я вступаю в половой контакт, боясь уголовной ответственности, меня о ВИЧ-инфекции предупредит. В момент сексуальной близости мало кто думает об уголовной ответственности, мало кто думает, что нужно бумагу какую-то предоставить и сказать “Пиши что ты дал согласие на вступление со мной в половой контакт”. Такого не бывает. И второе. Человек, как правило, который живет с ВИЧ и вступает в половой контакт с человеком, которому он еще не совсем доверяет, боится его потерять и так далее — все равно у него есть надежда на то, что заражение не произойдет. Мы знаем, что риск заражения при половом контакте не такой высокий. Поэтому тут есть несколько факторов для того, чтобы человек не сказал о том, что у него или у нее ВИЧ. А человек, у которого нет ВИЧ-инфекции, самонадеянно считает, что раз есть ответственность, значит мне скажут. При всем при этом второй момент — есть же взаимная ответственность партнеров за свое здоровье. Я не должен рассчитывать на то, что кто-то позаботиться о моем здоровье. Особенно если речь идет о ситуации, когда партнером, человеком, живущим с ВИЧ, является девушка, а ее партнер без ВИЧ — это мужчина. Ну почему девушка должна на член мужчины одевать презерватив? Что, мужчина сам не знает, что это надо делать? Почему ответственность переносится на людей, живущих с ВИЧ, за здоровье всех окружающих?
В данной ситуации можно несколько плоскостей применить для анализа этой статьи, чтобы понять, что эта статья:
а) неэффективна;
б) контрпродуктивна;
с) по своим моральным функциям она как раз разрушает общественную мораль.
Некоторые говорят: нет, она будет служить тому, чтобы некоторые более ответственно относились к здоровью окружающих. К сожалению, она не только не выполняет, а она и разрушает другую функцию: чтобы люди ответственнее относились к собственному здоровью. Поэтому такого рода меры, возможно, в 1996 году были обоснованы, когда наука еще плохо с данными работала по ВИЧ-инфекции — может быть на уровне этих страхов в то время эту статью и ввели. Сейчас явно наука говорит что эта статья не нужна. Поэтому людям, живущим с ВИЧ есть смысл занять четкую позицию, что эта статья не нужна и есть необходимость ее отменить. Ничего, кроме дополнительной стигмы и контрпродуктивных функций, она не несет.
Алина Ярославская: Михаил, какие рекомендации мы можем дать активистам, которые работают с властью по изменению законодательства? Идти на какие-то мягкие меры, и убирать только часть первую из статьи, или же действовать конструктивно и доказывать чиновникам, и образовывать их в том числе, что научное сообщество и практика, что эта статья по криминализации не работает и не нужна?
Михаил Голиченко: Я бы рекомендовал занимать твердую позицию в том, что статьи 122 в Уголовном кодексе быть не должно; умышленное заражение, если можно его доказать, может быть охвачено рамками статьи по причинению вреда здоровью, и правоохранительные органы должны в этом случае делать свою работу и доказывать. Потому что какая разница, каким образом я причинил вред здоровью: ножом, допустим, человека испортил, или как вот эти байки все, про то что — ой, будут ходить люди со шприцами с кровью, и будут заражать, тем самым пытаясь возместить свою обиду на общество за то, что они живут с ВИЧ. Во-первых, таких дел нет. Это же мифы, которые к нам из 80-х годов пришли. Ну нет таких кейсов, где люди ходили, пытаясь заразить других людей. А все остальные случаи, когда их читаешь — ни одно из них не начиналось тем, что человек, испытывая какие-то жестокие мотивы, пытаясь заразить другого человека ВИЧ-инфекцией, вступал в половой контакт без средств предохранения. Так получалось, что это очень сложные отношения, интимные, и нельзя к этому применять такую суровую меру общественного порицания, как уголовная ответственность.
Это к вопросу Алины то что люди, живущие с ВИЧ, из сообщества, чиновникам, в принципе, должны рассказывать. Чиновники же не дураки — ну не так сложно понять всю динамику отношений между жертвой и обвиняемым, если об этом хоть чуть-чуть подумать. Но для того, чтобы подумать, нужно на это все натолкнуть. Даже можно без науки — тут можно в целом пару-тройку дел обыграть, рассмотреть, как это все происходит, и чиновникам, по большому счету, становится все понятно. Другое дело, что этот разговор необходимо вести.
Алина Ярославская: Да, необходимо, потому что мы в этом варимся, мы это знаем, читаем и изучаем, а у них кроме этого еще много всяких дел и специально они не будут этот вопрос изучать, только если очень-очень нужно. А очень нужно им тогда, когда мы их на это натолкнем.
Михаил Голиченко: Здесь еще один момент, на мой взгляд важный — если мы и говорим о роли сообщества людей, живущих с ВИЧ, а это, хочу подчеркнуть, основной элемент в эффективной адвокации, то у сообщества должна быть четкая, обоснованная позиция. Четкая обоснованная позиция — это позиция об отмене статьи 122, потому что: по пунктам, раз, два три. Вот эти три пункта, о которых мы сейчас говорили — по ним уже в принципе есть документы. И их уже можно транслировать как этими уголовными делами, так и данными науки, например, заявлением ученых, недавно опубликованными.
Мы с вами можем наши дальнейшие встречи построить на том, как аргументировать. А что если так? А вот такой аргумент? А такой контраргумент? А как работать с этим? А как в других странах? То есть, сообщество в принципе должно занимать гибкую позицию, но не по принципиальным вопросам. Потому что если по принципиальным вопросам сообщество будет занимать принципиальную позицию, то это не позиция. Это создание контрпродуктивных условий, когда чиновник не особо то и понимает, а чего люди хотят?
